Форум » Литература » Алексей Цветков » Ответить
Алексей Цветков
КАНЦЕЛЯР: Недавно известный поэт сказал мне: «А чего такого-то? Я, например, всегда хотел быть буржуазным, не всегда только денег хватало или ума». И я задумался. Когда мы с Кудрявцевым и Тарасовым ставили под заголовком книжной серии словосочетание «мировая антибуржуазная мысль», разумелось, что это не требует разъяснений. Ошиблись. Ниже я поясняю о ком речь, заменив, для экономии бумаги, это жужжащее слово большой буквой Б. Б враг всего непонятного. Он не считает, что непонятное нужно понимать. Он считает непонятное просто ошибкой, лишней заморочкой. Когда из-за непонятного начинают сходить с ума, а тем более рискуют жизнью, Б считает это патологией или опасным фанатизмом. Б вообще враг крайностей и во всем, даже в построении своих фраз, ценит меру и уравновешенность. «Крайнее» он предпочитает смотреть по видео «для адреналина». Для Б Субкоманданте Маркос – «пиар», Че Гевара – «модный брэнд», а Мао – «параноик у власти». Б вообще всё великое называет «паранойя» и отказывается видеть в истории некий сверхчеловеческий смысл, как научно постигаемый, так и религиозно открываемый. Б старается всегда веселиться, он противопоставляет себя угрюмым и истеричным, для этого к его услугам антидепрессанты. Культура для Б есть один из таких антидепрессантов. Б никогда ни на чём не настаивает, кроме, конечно, собственного б-зного бытия, да и на нём он настаивает молча, а не вслух. Реальность для него прежде всего игра, в которой ценность всего, как на бирже, может завтра поменяться, поэтому Б ироничен и ни в чем не уверен. Именно так он понимает своих любимых: Пелевина, «Матрицу» и Харуки Мураками. Игровое мироощущение происходит от того, что Б – социальный паразит, он ничего не создает и не защищает, т.е. он сам совершенно не обязателен и чувствует это, но никогда себе в этом не признается. Под «индивидуальностью» Б понимает личный эмейл, напечатанный на футболке или увеличенный отпечаток своего пальца на любимой кружке. Б очень любит всё позитивное, цветастое и прикольное. Б сторонится любых специальных знаний, если только за них не платят, т.е. если они не часть его бизнеса. Б предпочитает обо всем на свете знать по анекдоту, для этого у него есть журналы типа «Афиши». Самое неприятное в Б – считает своё ложное сознание мудростью, сложившейся в результате всей человеческой истории. Б гуманен, любит природу, детей и женщин, особенно, если это не требует от него специальных затрат. Б путешествует и часто болтает об этом, но он абсолютный турист т.е. по всему миру, как скафандр, таскает свою б-зность, не умея и опасаясь из неё выйти и прикоснуться к чему-то иному. Ещё одна гнусность Б – пытается навязать своё зрение и слух остальным людям как стандарт, к которому нужно стремиться. Ибо Б любит народ, но не любит «хамов», из которых этот народ состоит. Грехи Б – ради него и его мира ежедневно ведутся войны, пылают выбомбленные «миротворческими силами» улицы, корчатся и умирают от голода 12 тысяч «неудачников» в сутки, толпы выходят на панель, продолжается каторжный труд детей на потогонных фабриках «третьих стран», «блюстители порядка» пытают политических заключенных в тюрьмах, отходами потреблятства травится воздух, медиа калечат сознание миллионов. Б против всех этих ужасов, которыми обеспечено его благополучие. Он наивно не понимает: «Если я сегодня не выпью свой коктейль в клубе, кому-то где-то станет легче?». Главный страх Б - это жертвы. Любая, даже самая «антибуржуазная» идея нравится ему до тех пор, пока не требует жертв. Б согласен жертвовать только в компьютерной игре. Он, впрочем, может подать нищему, чтобы символически откупиться от подобной судьбы. Он вообще за благотворительность, которая делает мир «умереннее» и «позитивнее». Б вечно ждёт «нового», но понимает под этим словом только улучшенные версии старых развлечений. Новых чувств он боится, новые знания оставляет «специалистам», а новых образов не различает, пока его любимые журналы-передачи не разжуют всё это т.е. не превратят в доступный Б анекдот. По этому поводу мудрый Б говорит: «Всё некоммерческое рано или поздно становится коммерческим». В этой фразе надежда на то, что всё удастся разжевать. Б не понимает, что в разжеванном виде оно теряет свою ценность, а значит вечно от него ускользает. Любимая мысль Б гласит: потребление в новом веке это важнейшее из искусств. Б не лох, чтобы потреблять что попало. Б повторяет: «Революции ни к чему не приводят, всем становится только хуже». Это потому, что Б чувствует, что ему точно станет хуже. Б должен быть вычеркнут из жизни, как ненужный 25-ый кадр, стёрт, как компьютерный вирус в оперативной системе человечества. Был ли он «необходим на определенном этапе» мы поспорим потом.
Ответов - 11
наци-кот : Хороший текст.
падонак нах: http://scepsis.ru/library/id_166.html
dinka: ммммммммммммммммммммм, скепсис
наци-кот : dinka пишет: ммммммммммммммммммммм, скепсис dinka ты тоже "скепсис" читаешь?
dinka: а шо?
наци-кот : dinka пишет: а шо? это хорошо
Anti-system fighter: Ну хз-хз)))
кот степан: А где этого Цветкова книги скачать можно? Была у него какае-то автобиографическая книженция то ли "Анархия в РФ" то ли "Баррикады в моей жизни" называлась.
КАНЦЕЛЯР: ввв.анарх.ру
nogre: Пробовал читать его книжку ТВ для террористов, не поперло.
котовий фюрер: Алексей Цветков: «Изобретать другую оптику» Алексей Цветков – писатель, критик, журналист, издатель, организатор книжных магазинов кооперативного типа, в прошлом активист сразу нескольких довольно радикальных левых движений. Свои взгляды Алексей определяет «где-то между марксизмом и анархизмом в современном понимании этих слов». Главный редактор Рабкор.ру Алексей Козлов встретился с Алексеем Цветковым, чтобы поговорить о его новой книге, новых левых медиа и планах сотрудничества с нашим интернет-журналом, а также о проблемах, стоящих перед левыми в России и на постсоветском пространстве - теме, начатой статьей Александра Тарасова. Ровно год назад в «Амфоре» вышел ваш «Дневник городского партизана», летом издан «Слэш», совместная с Андреем Сеньковым проза, сейчас выходит еще одна книга… О чем она и как называется? Да, в апреле выйдет, у нее два названия: «Капитализм – дерьмо!» – более популярное и «Смысл жизни для начинающих» – более амбициозное; видимо, на обложке окажутся сразу оба. Это своеобразная выжимка из моих лучших публикаций за последние десять лет, в том числе и тех, которые совсем недавно были вывешены на Рабкор.ру. Собирая книгу, я стремился к предельной популярности, легкости чтения бездиалектических парадоксов. Мой приятель Илья Стогов помогал мне в составлении и правке, следил, чтобы ни одного лишнего термина, фамилии или другой «заморочи» не прокралось… Можно как раз немного «заморочи»? В прессе вас часто именуют леваком, бывшим нацболом, ситуационистом, маоистом, исламофилом, левым постмодернистом… Как вы сейчас определяете свои взгляды? У меня марксистское понимание истории и понимание культуры в духе Франкфуртской школы, при этом довольно анархистские стиль жизни и ощущение реальности. Формалистские ожидания от искусства, в музыке я люблю, как гениально выразился товарищ Жданов, «левацкий сумбур вместо естественной человеческой музыки» во всех его проявлениях, от панка до нововенской додекафонии…. Меня гипнотизируют такие персоны прошлого, как Фурье, с его революционным культом удовлетворения всех маний в новых формах труда, поэтому я и предложил называть «фаланстерами» наши книжные магазины, которых уже три. Из религиозных ересей мне вообще ближе всего гностицизм, но в нынешней ситуации – ислам в версии Гейдара Джемаля. Достаточно, или поговорим об антропологии, лингвистике Хомского, феминизме, сексе и гендерных ролях? С удовольствием! Думаю, что я не один, кому это может быть интересно. Я это к тому, что вряд ли кому-то, кроме меня самого, важно, как я себя определяю. Гораздо важнее, что моя цель сейчас – максимально расширить аудиторию для самых актуальных левых идей и образов. С таким расширением в нашем обществе есть явные проблемы. Почему, на ваш взгляд? Недавно, работая в жюри одного литературного конкурса, я читал талантливую пьесу о том, как современный российский бизнесмен приходит к идее законодательно запретить иметь детей всем, кто не дотягивает до среднего уровня жизни. Из гуманитарных соображений – чтоб дети не мучились, и из социальных – чтобы сократить армию опасных и мало полезных человеческих особей. Бизнесмен даже создает политическую партию с такими требованиями и начинает вполне успешно за это бороться. Жуткие впечатления, которые привели его к этой мысли, по-человечески понятны, да и аргументы логически безупречны. Я думаю, к чему-то подобному, отчаянно реакционному приходит любой неравнодушный человек, если он не готов признать, что капитализм должен быть преодолен, рынок должен уступить иным моделям обмена и распределения, а прибыль больше не устраивает нас как мерило полезности и востребованности людей. Господство всегда финализирует историю, и человек свободен ровно в той степени, в какой он сомневается в этом финале. Это сомнение – топливо развития. Почему же столь немногие у нас это осознают? Неужели в России так мало свободно мыслящих людей и так много зомби? Совсем нет. Дело в том, что капитализм вообще не может существовать в чистом виде, как исключительно рыночное общество. Если бы он был однажды реализован в такой стерильной версии, то ничем не ограниченный рыночный интерес немедленно привел бы к людоедству. Я даже делал транспарант такой для Социального Форума в Париже: «Капитализм = каннибализм!» со знаками валют на черепах. Чистый капитализм напоминал бы общество морлоков и элоев из «Машины времени» Уэллса. Капитализм всегда чем-то амортизирует сам себя, вуалирует, смягчает свою античеловеческую логику какими-точуждыми этой логике элементами. Какие из этих элементов наиболее востребованы сейчас? Эти элементы либо прогрессивные – социальное государство, профсоюзное влияние, антибуржуазная культура, навыки гражданской солидарности людей, либо консервативные – милость богобоязненного чиновника и олигарха, неписаный сословный кодекс, религиозная и национальная солидарность, корпоративность. Эти смягчающие элементы взяты либо из посткапиталистического будущего, либо остались от докапиталистического прошлого. На них, как на спасение, и обращают внимание все, кого не устраивает диктатура рынка. В российском капитализме гораздо больше консервативных, а не прогрессивных амортизаторов – и потому так много талантливых и неглупых людей пускаются в религию, национализм, имперскость и поддерживают ностальгию по абсолютно выдуманному дореволюционному прошлому. Это прошлое у них – вместо позитивной утопии, которая могла бы задать вектор реальных перемен вместо мистических надежд и благостных исторических реконструкций. И вот здесь уже начинается наша вина: мы не создали той заметной в обществе альтернативы, ориентирующей утопии, которая могла бы привлечь к себе всех, кто против рыночного общества. Есть ли для этого у современных адекватных левых в России свои способы воздействия на систему? Для начала левым нужны собственные популярные конкурентные медиа, хотя бы в интернете. Именно лабораторией по их созданию я и вижу Рабкор.ру. Без этого нам придется вечно оставаться либо в тени либералов из «Новой газеты», либо в тени авторитарных коммунистов и державников из «Завтра». Я ровно двадцать лет печатаюсь в гламурных, буржуазных, консервативных, салонных и бог знает каких еще изданиях, и все эти годы испытываю дискомфорт от контекста, который окружает там мои статьи. Мы должны наконец покинуть чужую нам информационную территорию и собраться вокруг ежедневной информационной работы на себя, а не на сомнительных союзников. Это работа по изменению мнения общества о левых и по изменению мощности и стиля самих левых. Какие условия прежде всего для этого необходимы? Во-первых, нужно проявить внутри новых левых медиа определенную всеядность. Если автор или активист соблюдает некий идейный минимум, который короче десяти заповедей, то он уже наш. Дальше все зависит от его способности быть полезным и интересным. А не получится так, что все видят этот минимум слишком по-разному? Как его видите вы? Капитализм должен быть преодолен, и чем скорее, тем лучше. Конкуренция уступит место сотрудничеству. Частное уступит коллективному управлению и владению, национальное – интернациональному, а индустрии развлечений пора освободить место развитию умственных способностей тонко воспринимать и глубоко анализировать реальность. Все, кто за это, должны быть с нами. Мы должны найти им место в нашем новом левом проекте. Этот минимум не требует уточнений, чтобы никого не отсекать, – каждый имеет право детализировать его сам. Достаточно ли для успеха столь размытой идеологии? Вторым, техническим, условием информационного успеха является постепенный переход наших медиа от задачи просвещения и изменения левых к привлечению более широкой аудитории, которая никогда прежде не была политически ангажирована. Для этого нужна терминологическая диета. Учим себя выражаться более обиходными словами, употребляя специфически левые понятия по минимуму. Это не всегда легко, но зато полезно для развития. То, о чем мы говорим, важно для всех, но людей настораживает, как мы до сих пор об этом говорим, на каком языке. Каждому из нас нужен внутренний декодер. И, наконец, нужны тематические изменения. Нужно взять мораторий на обсуждение внутренних разборок. Никому во внешнем мире не интересно, кто из нас из какой фракции или партии перебежал на этой неделе в другую и кто про кого на каком маргинальном сайте что нехорошее написал. Это изолирует нас от общества, создавая впечатление мелкого склочничества и сектантства. Другой, еще более важный тематический сдвиг. Учитывая особенности человека в обществе спектакля, нам стоит чуть меньше писать о его работе, доходах, семье, доме, улице, власти, образовании и здравоохранении и чуть больше уделять внимания формам потребления, отдыху, клипам, фильмам, моде, психологии, литературе, игре и т.п. Называйте это «гламурным марксизмом», но это именно то, чего сейчас нам не хватает. Но не станет ли такой «гламурный марксизм» политически бесплодным развлечением для постмодернистских интеллектуалов, местных эпигонов Бодрийяра, Барта, Жижека? Я же не призываю забыть о непосредственных социальных проблемах, просто хотелось бы слегка изменить пропорции. Это важно, потому что в обществе спектакля идентичность человека и даже его недовольство Системой превращаются в метафоры той или иной «целевой аудитории», культурной группы. Множество думающих школьников обсуждают свою жизнь на языке Толкина и готической субкультуры. Городские девушки совершают идеологический выбор, покупая одежду того или иного модельера. Те самые «трудящиеся» давно выражают свои чувства языком Земфиры, Кости Меладзе, «Нашей Раши» и «Камеди клаба». Женщины видят себя сквозь любимые сериалы и любовные романы. Офисные работники описывают свои проблемы цитатами из компьютерных игр и мультиков с канала «2x2». В идеале мы должны легко объясняться на всех этих наречиях и иметь мнение по всем этим вопросам. В том числе и затем, чтобы показать скрытые общие причины субъективного недовольства и сплотить людей в радостном и творческом сопротивлении. Любое различие может стать политическим. Нужно уметь расшифровать его в нашу пользу и присвоить любую модную тему, дать ей прогрессивный смысл. Мы должны изобретать и предлагать людям другую, альтернативную оптику. Но как быть с явным недостатком готовых к такой работе людей? Я уверен, что в каждой из имеющихся левых групп, сайтов, изданий уже есть пара-тройка адекватных авторов, просто они не особо заметны и оттеснены на край устаревшей инертной конъюнктурой самих этих движений. Важно их собрать вокруг одного нового проекта. Во-вторых, полно интереснейших, но пока не ангажированных ни в какие постоянные проекты людей, недовольных студентов соцфака, ищущих себя журналистов, образованных киберпанков… Нужно просто сработать, как магнит – и все подтянутся. Показать, что мы умеем говорить о самом главном иначе, и позвать всех, кто готов делать эту интереснейшую работу вместе с нами. Сколько времени, по вашим прогнозам, на это уйдет? Если делать, а не просто мечтать, для создания наших первичных медиа нужно не более полугода. К настоящему моменту Рабкор.ру уже кое-что сделал. Кроме прочего, на нас работает кризис, на глазах плодящий целую армию образованных современных людей, которых выкинул и разочаровал капитализм. Среди них очень много как наших будущих авторов, так и читателей. Звучит очень оптимистично. Самые близкие препятствия для левых на этом пути? Препятствия для новых левых медиа – это наша лень, инертность, замкнутость, некомпетентность и склонность к пафосу на пустом месте. Что же касается препятствий для адекватных левых движений, то это события вроде убийства Стаса Маркелова. Они вызывают страх и апатию у одних и слепую ненависть у других. Я часто общался со Стасом в середине 90-х, когда мы вместе входили в исполком «Студенческой защиты». Его политическим идеалом были тогда американские «Студенты за демократическое общество» и аналогичные европейские движения конца 60-х, он выглядел как хиппи и мечтал о судьбе левого адвоката. «Как Хорст Малер?» – шутил я, но Стас всегда протестовал против этого сравнения и называл совсем другие фамилии. Идеи герильи ему, убежденному пацифисту, близки не были. Он жил и погиб как левый адвокат – не очень освоенная в современной России роль, он буквально создавал этот сценарий жизни, протаптывал тропу в диком поле. Защищал выборгских рабочих, экологов, анархистов, жертв милицейского произвола и военного геноцида на Кавказе. Я знал, что всегда могу рассчитывать на его юридическую помощь в случае проблем с властями, звонил ему перед каждым вызовом в ФСБ. Он смеялся: «Ну пусть они сначала на тебя дело заведут, потом будешь тревожиться». Кому, на ваш взгляд, было выгодно его демонстративное убийство? Особенно отвратительно, когда модные технологи и телеведущие заголосили в специально отведенных для этого местах о том, что убийство Маркелова было устроено, чтобы дискредитировать российскую власть накануне какого-то там саммита, визита и тому подобное. Они поднимают этот подлый шакалий вой всякий раз, когда принципиальный человек падает на асфальт. Убившие Маркелова пули – это белый террор против нашего будущего. А террор переводится как «устрашение», и он будет добиваться своих целей, пока все держится на таких отдельных подвижниках, как Стас. Этот террор не может быть прекращен репрессивными действиями государства. Белый террор исчезнет, только когда в нем не останется политического смысла, то есть когда у нас будут действенные многочисленные левые, которым надоело бояться. Что для этого необходимо? Я вижу четыре обязательных шага: изменить себя, найти новых людей, создать собственные медиа, образовать на их базе новые движения. И буду этим заниматься в меру своих скромных возможностей. http://www.rabkor.ru/?area=articleItem&id=2013
полная версия страницы